Алексей Воробьев лично рассказал о своем состоянии после ДТП
"Не дай Бог это пережить кому-нибудь, что, когда ты просыпаешься и вдруг понимаешь, что у тебя не двигается часть лица, и ты не можешь ни пить, ни жевать, ни глотать, у тебя не двигается рука вообще, и ты ее не чувствуешь, более того, ты как будто трогаешь чужую руку", – цитирует Алексея Воробьева eg.ru со ссылкой на издание 7 дней.
Алексей сейчас находится на реабилитации в Америке, где старается строго соблюдать рекомендации врачей для скорейшего выздоровления:
"Мне повезло, что я молод. Доктора говорят, что для обычного человека при таком темпе восстановления они могут сказать только то, что я должен продолжать дальше делать то, что я делаю. Единственное и самое страшное для меня, что врачи не могут дать никакой гарантии, что я буду снова петь. Это страшно. Но они сказали, что здесь все зависит только от меня".
Оказалось, что за рулем автомобиля, который попал в ДТП, сидела девушка Воробьева, а сам Алексей тем временем спал на пассажирском сидении.
"Я сам виноват, я был в машине не один, и мне хватило ума дать девушке порулить, – с сожалением признает певец. – А машина не очень простая – Porsche 1954-го года, и там механическая коробка, а дорога – горный серпантин. Похоже, она не справилась с управлением, по крайней мере, как она мне потом рассказала, я задремал – был уже поздний вечер. Потом она во что-то врезалась – она сказала, что выезжала на встречную полосу. А поскольку я сидел именно с той стороны, на которую пришелся удар, я врезался именно той стороной головы, которая сейчас пытается вернуться в состояние обратно".
Сейчас, когда самое страшное уже позади, главная цель Алексея Воробьева – вернуть голос и сделать все для того, чтобы снова петь:
"Единственное и самое страшное для меня, что врачи не могут дать никакой гарантии, что я буду снова петь, - признался певец. - После аварии я говорил очень странным высоким голосом. Когда я первый раз запел, я заплакал. Когда ты теряешь то, чем занимался всю жизнь, это страшно. Я не то что физически не мог петь, я просто не попадал в ноты. Я нажимал клавишу на пианино, и не мог спеть этот звук, при этом я слышал это. Лучше бы я этого не слышал. Я до сих пор ем с салфетками, потому что я не чувствую до конца, что у меня во рту, и у меня на лице остаются частички пищи. Я даже не захожу из-за этого в кафе, в рестораны, максимум что беру – это чай. Я сейчас пытаюсь осознать, где я в своей жизни накосячил, чтобы потерять то, что я имел, и сейчас учиться этому заново".
